Михаил Андреевич Суслов: биография, личная жизнь, образование, политическая карьера. Товарищ Суслов был настоящим коммунистом – умным, чутким и справедливым

– Э-э-э… мнэ-э… – извивались все.

– Как – называется – это!! – рассердился Суслов, обводя жестом макет.

– Калининский проспект?

– Вы ошибаетесь, товарищи. Коммунист и атеист Михаил Иванович Калинин не может иметь отношения к вашему творчеству. То, что вы здесь изобразили, называется «Пятикнижие».

Недоумение сложило мозги присутствующих в кукиш. Коммунисты и атеисты силились понять смысл загадочного прорицания верховного жреца.

– Что такое Пятикнижие? – допросил экзаменатор.

– Э-э-э… мнэ-э…

– Me! Бе! А по-русски!

– Пять томов «Капитала» Маркса? – просветлел главный архитектор.

– Пятикнижие – это священная книга сионизма, – ледяным тоном открыл Суслов, и авторы посинели от ужаса. – Пятикнижие – это учение об иудейской власти над миром. Пятикнижие – это символ буржуазного национализма, религиозности, идеализма, реакционности и мракобесия. Пятикнижие – это знак власти ортодоксальных раввинов над всеми народами земли.

– Спасибо за облик Москвы, товарищи, – поблагодарил Суслов. В зал пустили газ «Циклон-Б», и потолок обрушился, прищемив когтистую лапу мировой закулисы.

Незадолго до этого журналу «Юность» приказали заменить шестиконечные типографские звездочки в тексте – на пятиконечные! за политическую халатность главному редактору отвесили пилюлей и строго предупредили с занесением в учетную карточку насчет идеологической диверсии.

– Я. Вспомнил. Товарищ. Суслов. – Покаянно выпадают слова из главархитектора.

– Фью-фью? – свистит ноздрей инквизитор.

Иногда ученик предает учителя, иногда учитель предает ученика, иногда кто кого опередит.

– Это… один из моих помощников… Он… я поручил некоторые детали… черты, так сказать. И он – вот! Предложил… именно пять!.. а я… мы… Утеряли бдительность! Товарищ Суслов! Ваше гениальное видение обстановки!

– Фамилия? – удовлетворенно переспросил Суслов.

– Дубровский!

– Н-ну-с. Ладно. Давайте сюда вашего этого. Если можно, пусть там поторопится. А мы здесь подождем!

Можно! Можно, Михаил Андреевич! Поторопятся, не сомневайтесь!

И перепуганного молодого, архитектора-стоматолога в обнимку с его идеей, швыряют в машину и под сиреной мчат по Москве быстрей последней мысли.

– Ваши товарищи и коллеги утверждают, что автор идеи этого проекта – вы, – доброжелательно обращается к нему Суслов. И строй товарищей дружно кивает: «Он-он».

Охреневший от этой доставки в Политбюро самовывозом, молодой неверно истолковывает альтруизм коллег. Его озаряет, что сегодня в мире победила справедливость. И его талант будет вознагражден непосредственно здесь и сейчас. Его отметят, поощрят и выдвинут, не обходя больше.

– Как ваше имя-отчество, товарищ Дубровский? – интересуется Суслов с сочувствием и садизмом.

– Мое?.. Давид Израилевич.

Суслов вздохнул:

– Как это у Пушкина? «Спокойно, Маша, я Дубровский Давид Израилевич».

Все готовно посмеялись высочайшей шутке, доставшей бедного Дубровского еще в пятом классе.

– Итак, Дубровский Давид Израилевич, это вы придумали поставить пять книг? – зловеще мурлычет черный человек в сером костюме.

– Товарищи тоже принимали участие в работе, – благородно говорит автор.

– Товарищи тоже получат то, что они заслужили. Кстати. Какими наградами и поощрениями вы были отмечены за этот проект?

– Н-н… Д-д… Никакими.

– О? Гм. (То есть идея ваша – пряники наши. Коллектив, значит, использовал вашу идею и пожинал лавры, а про вас вспомнили, когда пришло время получать розги?)

Строй архитекторов скульптурно застыл с незрячим выражением.

– В синагогу часто ходите?

– Ва-ва-вы… вообще не хожу.

– Отчего же?

– Я комсомолец!.. бывший. Атеист.

– Похвально. Почему не в партии?

– Ты-ты-ты… так разнарядка на интеллигенцию.

– А в рядах рабочего класса трудиться не приходилось?

– П-п-п… пока нет… но я готов… если Партия прикажет…

– Похвально. А почему же книг именно пять, Давид Израилевич?

– Сы-сы-сы… столько влезло.

– Влезло?! Столько?! Ты все суешь сколько влезет? А пореже?! А по роже?! А сосчитать?! А чаще – нельзя???!!! Па-че-му пять!!!

– Ах… ах… ах… можно изменить!.. если надо!..

– Почему – ты – поставил – мне – в Москве – пятикнижие!!! А???

Под полной блокадой мозга архитектор выпалил:

– У Михаила Васильевича пять зубов в верхней челюсти!

Суслов вытаращил глаза:

– Под дурака косишь? Психиатра позвать?

– Челюсть! В стакане! Я увидел! И машинально! – горячечно причитал архитектор.

– Пародонтоз! Стоматит! Возраст! Михаил Андреевич! – с точностью попал в унисон подчиненному Посохин, клацая и трясясь.

– Да вы все что – сумасшедшие?

– Пусть достанет! Пусть достанет! Пусть покажет!

– Да! Я покажу! Я покажу!

Суслов растерялся. Посохин вытащил вставную челюсть. Все дважды досчитали до пяти по наглядному пособию. Дубровский развел руками. Посохин неправильно истолковал движение сусловского пальца и опустил челюсть в свой стакан с минеральной водой. Все были на искусственном дыхании.

Суслов пришел в себя первый.

– Еще что вы собираетесь достать и мне тут продемонстрировать? – поинтересовался он. – Михаил Васильевич, вставьте вашу запчасть на место.

Дубровский взмахами рук пытался передать эпопею творческой мысли.

– Прекратите изображать ветряную мельницу, постойте спокойно.

Выведя из строя руководство Генплана Москвы и отправив его восвояси принимать лекарства, Суслов занялся Московским Горкомом. При нем городским властям и в страшном сне не пришло бы в голову называть себя «правительством Москвы». Новые либеральные времена не предсказывали даже фантасты. Услышав оборот «правительство Москвы» при живом государстве с вменяемым правительством во главе, бдительный и принципиальный Суслов не успокоился бы до тех пор, пока городское руководство не было распределено поровну между золотодобытчиками Колымы и лесозаготовителями Коми.

– Товарищ Егорычев, по каким местам Арбата намечено проложить новый проспект?

На доклад ходили подготовленными полностью.

– Малая Молчановка, Большая Молчановка, Собачья Площадка.

– Странная подоплека. Интересный контекст. Вот такая девичья фамилия правительственной трассы. Это намек?

Осознавая начало экзекуции, товарищ Егорычев профессионально одеревенел.

– А как вам эти книжечки? – Суслов щедро указал на макет.

– Мы с товарищами предварительно одобрили… коллегиально. Есть протокол.

– Протокол – это хорошо. Думаю, это не последний ваш протокол. Кстати, про протоколы сионских мудрецов никогда не слышали? Сейчас я вам кое-что разъясню.

После разъяснения товарища Егорычева хватил инфаркт, а после инфаркта его отправили на пенсию. А первым секретарем Горкома стал товарищ Гришин.

Главный архитектор оперировался по поводу обострения язвы желудка, Генплан месяц пребывал в состоянии инвалидности разных степеней.

– Мы одобрили ваш проект, – убил всех Суслов. – Красиво, современно, экономично: молодцы. Ставим на Калининском четыре «книжки». Этого достаточно. Вы согласны, товарищи?.. А деньги, уже отведенные бюджетом на пятую… пятое, пойдут на высотное здание СЭВ: потребность в нем давно назрела. Его следует отнести в сторону, изменить, сделать повыше… – Изрекая соломоново решение, он жег мудростью.

И лег обратно в больницу восстанавливать растраченное здоровье.

Дубровского поощрили премией и уволили по сокращению.

А там, где Арбат выходит к Москва-реке, в рекордные сроки возвели 31-этажное книжно-крылатое здание Совет Экономической Взаимопомощи братских соц. стран, в котором ныне трудится не разгибаясь на наше благо мэрия Москвы.

Кино прикончило театр. Первый луч кинопроектора был как блеск бритвы, перехватившей горло великому и древнему искусству. Зачем переться в душный зал, если можно в звездном исполнении и грандиозном антураже с достоверностью рассмотреть то же самое? Держась в темноте за руки и жуя ириски. Кино отобрало у театра всё: героев, интригу, страсти, развлечение и философию. Добавив от себя крупные планы, безумные трюки и красочный монтаж.

Диана Чайникова

Изломанные судьбы, раненные души юнцов, отправленных на фронт после школьной скамьи - мы все слышали, как выглядит война изнутри. Но наше представление складывается только из воспоминаний тех, кто проливал свою кровь, защищая страну и мирных жителей. Скоро будет некому оплакивать погибших сотоварищей и рассказывать потомкам о том, как это было. В Удмуртии осталось всего шесть участников Сталинградской битвы. 2 февраля и.о. заместителя председателя правительства Удмуртии Анастасия Муталенко поздравила с годовщиной победы в Сталинградской битве ветерана Великой Отечественной войны артиллериста Германа Суслова. А волонтеры подарили ему мультимедийный музыкальный центр «Ретро-Муромец-2».

Мечтал стать инженером, а попал на фронт

Герману Ивановичу было около 14 лет, когда он захотел стать инженером. Эту мечту он пронес через все годы войны и остался ей верен, даже когда генерал Сидоров, оставленный в соответствии с условиями концессии в Болгарии, предложил остаться ему на чужой земле, артиллерист ответил:

Товарищ генерал, я всю жизнь мечтал стать инженером, моя голубая мечта. Я хочу учиться. Я хочу на родину

На фронт Герман Иванович попал, когда ему было 18 лет, и сразу оказался в гуще сражения под Сталинградом. По его словам, страшны были не сами битвы. Они происходили ежедневно, и только ярость помогала выстоять в те дни. Ярость и понимание: если не убьешь ты, убьют тебя. А страшно было осознавать размеры потерь.

В одной из битв под Сталинградом во время наступательной операции «Уран» советские войска потеряли 900 танков и более миллиона солдат. Как вспоминает участник этой битвы, Герман Иванович, из-за густого тумана не сразу осознали размеры потерь. Артиллерия шла позади основной части армии. Орудие и снаряды столько весили, что требовали тягачи для их транспортировки. Пушка, которую обслуживал расчет Германа Ивановича, весила 7,5 тонн. Поэтому эти войска передвигались медленно.

То, что мы увидели через два часа после начала боя, это было ужасно. Лежат мертвые тела. Их столько, что это страшно. Вот так началась моя служба в рядах Советской армии

После этого пошла череда страшных будней, наполненных звуками взрывов, выстрелов и криков. Страхов за друзей и обиды за поражения советской армии. Особенно было тяжело переживать явные просчеты командования. По словам Германа Ивановича, посылать в бой против «Пантер» и «Тигров» наших Т-34 было неразумно.

«Когда бросили в бой наши танки, Т-34 , на встречный бой против „Тигров“ и „Пантер“ и „Фердинандов“, которые наших как котят расстреливали. В этом бою погиб мой школьный товарищ, Шурка. В танке сгорел».

Последний день битвы мог стать последним днем жизни

Лютовали январские морозы, когда немцы начали сдавать позиции, и один за другим поднимать белые флаги. Победа была близка, и когда прозвучал последний выстрел, 2 февраля, старшина батареи привез артиллеристам горячий обед. Впервые за две недели: наши войска оттеснили от рек, а снег был перепахан гусеничными лентами. Этот обед чуть не стал последним в жизни Германа Ивановича.

«Наш старшина привез нам гречневую кашу. На всю жизнь запомнил, и с нашей советской тушёнкой. Я успел съесть только три ложки, как сейчас помню, и все больше не помню ничего - страшный удар, я потерял сознание»

Очнулся Герман Иванович через два дня в полевом лазарете со сломанной ногой, израненной грудной клеткой и сильнейшим сотрясением мозга, но даже в такой ситуации нашел для себя плюсы:

Но главное дело в тепле, под байковым одеялом, раздетый. Без ватника, без шинели. Это же такое было блаженство: не представляете. С 19 ноября до 2 февраля мы не раздевались, не умывались, не мылись. На нас ватные штаны, телогрейки, дальше шапки-ушанки, меховые рукавицы, подшлемник шерстяной. Спали только под открытым небом, а морозы были зимой страшные

Герман Иванович прошел всю войну. В Удмуртии осталось всего шесть очевидцев и участников тех страшных событий, и именно они лучше других понимают, насколько страшна и безобразна любая война.

Я считаю, что любая война - это безнравственное занятие. Пусть она отечественная, пусть она защитная, но когда человек убивает человека - это безнравственно

После окончания войны Герман Иванович закончил физмат Ижевского пединститута. В 1955 г. начал работать в только что организованном Ижевском механическом институте. До 2000 года он преподавал физику и электротехнику на механико-технологическом и приборостроительном факультетах ИжГТУ(ИМИ) , прошел путь от ассистента кафедры до завкафедрой электротехники. Тысячи инженеров - его ученики.

Доклад тов. Суслова

1 ноября в заседании Партии Коммунистов сделал доклад о положении на чехо-словацком фронте прибывший с фронта т. Суслов, бывший Череповецкий уездный Комиссар, один из группы коммунистов, отправившийся отсюда на фронт в первых числах августа.

Известия Череповецкого губернского и уездного советов крестьянских, рабочих и красноармейских депутатов. №52. 3 ноября 1918 г.

Доклад о положении дел на чехо-словацком фронте, под Казанью

(Окончание)

Через несколько часов по прибытии, получили приказ о наступлении и в 4 часа утра двинулись вперед. Тут впервые удалось посмотреть весь полк и принять свой батальон. Впечатление недурно. Люди выглядят хорошо, весело едут вперед, но одеты плохо, у некоторых совсем развалились сапоги, у других шинели порваны, у третьих еще что-нибудь, одним словом сразу бросается в глаза, что из боев не выходят давно, и действительно целый месяц ведут полевую маневренную войну и ни разу даже в бане не бывали.

В наступление пошли несколько полков. Картина наступления произвела странное и непонятное впечатление. Сколько не приходилось раньше изучать методы полевой войны, нигде не встречалось, чтобы несколько полков - все шли одной непрерывной цепью, без резервов.

Прошли больше десятка верст вперед, вошли в тесное соприкосновение с противником, потеснили его, занятии две деревни Туру и Осиновую, до Казани оставалось не больше 10 верст. Настроение наростало, казалось, что через несколько дней будем в Казани, но наши успехи оказались мимолетными.

Вскоре сказалось все преимущество противника в ведении войны. В то время, как у нас не было карт, местность незнакомая, не было хорошего командного состава, который бы мог выполнить самостоятельную задачу по разведке, охране флангов и пр., офицерские батальоны белогвардейцев имели все. У нас части действовали самостоятельно, часто не предупредив соседние о предпринимаемых действиях, связи между штабами не было, общего руководства не замечалось. У противника этих недостатков не было. Стоило белогвардейцам проявить активность, обойти небольшим отрядом человек в сто наш фланг, как все полки отступили в панике, отдав все, что прошли.

Многим пришлось отступать без всякого нажима со стороны противника, просто потому, что отступали соседи.

Все наши недочеты вскрывались полностью. В особенности наступление непрерывной цепью, не имея резервов. Солдаты чувствовали, что силы на нашей стороне, и все-таки нас бьют, благодаря неуменью. Назрела необходимость пересмотреть метод борьбы. Временно военные операции были приостановлены. Создались военно-революционные советы из всех командиров полков, командиров бригад, некоторых батальонных и всех комиссаров.

На совещаниях выяснили все допущенные ошибки, выработали план ведения операций.

Закипела работа по переобучению солдат, по подготовке действовать отдельными колоннами, друг с другом тесно не связанными, но зато объединенными общностью действий штабов. К этому времени высший командный состав изменился, в командиры бригад попал энергичный и дельный человек, бывший полковник, хорошо знакомый с делом и вполне сочувствующий коммунистам, преданный делу и любящий его.

Политический состав войск тоже значительно улучшился. Влилось не мало петроградских и др. рабочих, во всех полках образовались коммунистические ячейки, руководимые комиссарами и агитаторами. Командный состав пополнился унтер-офицерами, местами бывшими офицерами-коммунистами. Работа велась в трех направлениях: во-первых, по созданию технически боеспособных и знакомых с основами полевой войны стрелков; во-вторых, по укреплению и прояснению политического классового самосознания и, в-третьих, про урегулированию и упорядочению хозяйственной стороны полков.

Результаты работ вскоре сказались: вскоре после покушения на т. Ленина, которое тяжелым камнем легло на душу каждого и зажгло огонь беспощадной мести своим классовым врагам, а именно, в сентябре, получили, наконец, приказ идти на Казань. Этого момента давно ждали.

С самого начала наступление приняло планомерный, продуманный характер. Разведки, ударные части, резервы - все были на месте. У руководителей были карты, отобранные у белогвардейцев, во время набегов. Наступление непрерывно продолжалось. Красноармейцы великолепно шли вперед. Никакой огонь не в силах был остановить движение. Падали убитые, ранены, - остальные с красными знаменами шли вперед и вперед. Сотни пленных, «десятки пулеметов», орудия и обозы, отбиваемые у противника, деморализация в рядах белогвардейских банд - все поднимало дух и укрепляло надежды. Уже видать Казань. Пройдены лесистые и болотистые места, так затруднявшие операции. 9 сентября закипели последний и решительный бой. Пехота и артиллерия состязались в храбрости. Артиллерийские наблюдатели идут вместе с цепями пехоты и корректируют огонь батарей. Один красноармеец берет пять человек в плен. Много и других эпизодов борьбы, где проявлялись как массовая, так и единоличная храбрость. Наконец, противник выбит из окопов и в панике бежит в предместьях Казани, в Пороховую и др. слободки. Масса пулеметом остается в наших руках. По улицам видно, как командиры останавливают бегущих, но все напрасно: вдоль улиц стоят уже наши пулеметы и рассеивают смертоносный свинец.

Наступившая ночь не дает возможности развить успех. На утро готовимся к бою за Казань. Высылается разведка чем свет. Едем по улицам слободы, противника нигде нет, только рабочие их жены и дети высыпают их домов, везде оживление, не смотря на ранний час. Говорят, что Казань оставлена без боя и там уже рабочие взяли власть. Проезжаем слободы Пороховую и Ягодную, въезжаем в город. На встречу с горы спускается огромная манифестация. Тысячи рабочих женщин обывателей, сотни выпущенных их тюрем, лица радостные, все ликуют, красные знамена свободы гордо развеваются на освобожденным городом. Нас окружают, снимают с лошадей, качают, целуют. Сердце готово выпрыгнуть от радости. Испытания кончились, впереди отдых в свободном городе. Несутся вихрем мысли о великом значении победы, Волга скоро будет свободна, наши силы окрепли, рисуются далекие перспективы торжества социализма, международного братства народов, - нет сомнений, ясен путь!

Радостная весть несется в тыл. Не прошло и часу, как все полки, весь командный состав, наши вожди ликуют. Звонят телефоны, телеграф предает весть в центры рабочего движения, в Москву, Петроград. Вся пролетарская Россия приветствует победы. Неудачи кончаются, период поражений остался позади, армия окрепла, мы вступаем в период побед.

Через два дня отдыха в Казани получена другая не менее радостная весть: под ударом красных войск пал Симбирск. Нельзя терять ни минуты, с двух сторон, от Казани и Симбирска, надо сжать в кольцо отступающие банды и нанести им удар, от которого бы они не оправились.

Закрадываются сомнения, будет ли наша армия настолько сознательна и крепка, чтобы после двухмесячных боев, не успев отдохнуть даже в Казани, где обещался ей полный и долгий отдых, снова пойти вперед. Свежих частей не было.

Наши опасения были напрасны. Красные герои, получив приказ, с полным сознанием необходимости его, безропотно, смело и гордо пошли вперед. Экзамен на аттестат зрелости блестяще выдержан. У нас создается и уже создалась крепкая духом, высоко сознательная красная армия. Ни что не может ее разложить. Соблазн миллионных богатств, собранных в Казани, и взятых с бою, и то не привлек и не развратил наших героев. Ни одного грабежа, ни одного самовольного шага не было сделано. Ясное сознание, что все принадлежит всему пролетариату, дало возможность им легко воздержаться от захватов несметных богатств. Железная дисциплина старой армии не могла сделать того, что оказалось легко исполнимым для добровольной дисциплины, основанной на классовом сознании.

После взятия Казани преследование противника пошло быстрым темпом. По 25-30 верст в день проходили красные войска. Взяли Лаишев, Чистополь на Каме и др. города. За две недели прошли больше трехсот верст. У белогвардейцев замечалось полное разложение. Сотни пленных ежедневно перебегало на нашу сторону. По пути бросались орудия, пулеметы, обозы. Жители везде радостно приветствовали освободителей. Друг перед другом стремились оказать помощь. Несли добровольно хлеб, фураж и пр., давали подводы, чтобы облегчить движение. Красноармейцы на каждом шагу проявляли свою сознательность, смотрели за товарищами, чтобы никто не смел обижать крестьян и не поздоровилось бы тому, кто позволил бы себе мародерствовать: товарищеский суд немилосердно покарал бы каждого, позорящего репутацию борцов за свободу.

Есть еще много мелких недочетов в Красной Армии, не хватает командного состава, но все это со временем легко исчезнет. Молодые красные офицеры внесут новую струю в жизнь армии, установится тесная духовная связь между командирами и солдатами. Командир будет старшим товарищем, воспитывающим и направляющим жизнь красноармейца. Духовная спайка, технические знания дадут возможность в ближайшие дни нашей армии стать непобедимой.

В то время, как империалистические армии разлагаются, там начинается революционное брожение, ростет раскол между солдатами и офицерами, наша молодая армия крепнет духовно и количественно. Это дает нам полную уверенность, что мы сможем удержаться и не выпустим из рук красного знамени под натиском международного капитала. В Германии, Австрии революции. Подход резервов международного пролетариата не заставит себя долго ждать.

Напряжем все силы, все для красной армии, объявим страну военным лагерем, призовем под ружье всех верных сынов пролетариата и грудью своею защитим советскую Россию. Близок конец господства международных разбойников капитала!

Рабочий класс просыпается.

Да здравствует всемирная революция!

Да здравствует III боевой Интернационал!

Д’Артаньян из ГРУ
Об авторе: Елена Михайловна Кузнецова - крайне бестолковая журналистка.

В годы холодной войны каждый гражданин Советского Союза за границей был своеобразным лицом, представителем того народа, которого Европа остерегалась, к которому присматривалась настороженно. А как же иначе, если СССР рассматривался иностранцами как некая «империя зла», как позже открыто назовет Советский Союз один из американских президентов, Рональд Рейган. Естественно, под прикрытием официальной, зачастую торговой, должности везде следовали и другие представители - сотрудники Главного разведывательного управления (ГРУ) ВС СССР.

ВИЗИТ ГОСТЯ

Как-то в Париж на очередное заседание ЮНЕСКО в головной штаб организации был приглашен министр иностранных дел Украинской ССР. Высокому гостю, как и положено, был выделен сопровождающий. К министру прикрепили офицера ГРУ, работавшего вторым секретарем посольства. Возложенная на него миссия был не очень сложной - присматривать за делегатом, исполнять его указания, быть переводчиком и оказывать любое другое содействие на время пребывания того в столице капиталистической Франции. Чтобы не отвлекать от исполнения действительно важных заданий опытных разведчиков, выбрали сотрудника, который не особо отличался высокими моральными и профессиональными качествами, но был способен проявлять необходимую услужливость, и потому, когда речь зашла о кратком визите украинского министра, сомнений у руководства не возникло, кого назначить в сопровождение. Характер у прибывшего был, как говорили, скверноват, поэтому один не слишком приличный товарищ должен вполне составить достойную компанию себе подобному - так тихонько посмеивались в коридорах посольства.

От посольства СССР каждый день в гостиницу отправлялась машина представительского класса, за рулем которой сидел офицер. Министр нигде не оставался один. Сессии ЮНЕСКО, прогулки по городу или магазинам - везде его сопровождали, забирали, отвозили, привозили обратно в гостиницу. Офицер был его тенью и личным помощником. Согласно программе они должны были посетить основные достопримечательности, ведь министр иностранных дел, приехав с визитом на очередное заседание по вопросам образования, науки и культуры, не мог проигнорировать мировое культурное наследие, которым обладала Франция.

А она встретила министра стройным силуэтом Эйфелевой башни, бесценными коллекциями парижских музеев, грандиозным Версалем и дивными творениями Жюля Ардуэн-Мансара, созданными для Людовика XIV, «короля-солнца». Роскошные версальские сады Андре Ленотра в стиле барокко, с бесконечным кружевом каналов, клумб и каскадов фонтанов, украшенных изящными фигурами, должны были поразить советского гостя своей красотой и богатством, как и всех, кто вступал на их территорию еще много столетий назад. В течение продолжительной прогулки по Версалю министр едва произнес пару слов. Его взгляд иногда оживлялся, когда мимо, весело смеясь, проходили молодые французские модницы в легких открытых платьях и в возмутительно коротких шортах. Он задумчиво оглядывал тщательно подстриженные лужайки и газоны, надолго задержался у скульптурной композиции, представляющей бога Аполлона в своей колеснице и со свитой, а затем поинтересовался у сопровождавшего его сотрудника, где можно заказать такую же, «себе на дачу». Побывал он и в усадьбе Мальмезон, когда-то служившей резиденцией Наполеона и Жозефины, но единственное, что немного привлекло внимание скучающего министра, так это скабрезные подробности любовной истории знаменитых супругов.

Старые дубы и каштаны Медонского леса, которые, возможно, были свидетелями прогулок Мольера, Ренуара или Мане, министра и вовсе не заинтересовали. Может быть, он вообще отказался бы от прогулки, но его спутник вовремя упомянул о том, как и на какое зверье здесь охотились когда-то французские короли. Этот факт министра заинтересовал, и с той минуты они обсуждали охоту, которую тот очень любил, его коллекцию ружей и разнообразную дичь. Конечно, будучи в некотором отдалении от официоза и посторонних глаз, они могли позволить себе расслабиться и пропустить пару-другую стаканчиков вина в ближайшей таверне или кафе. Французское вино легкое, крепкий закаленный организм советского чиновника воспринимает его в больших количествах, да еще если и положительный собеседник рядом, то веселое застолье из тихого предместья Медон можно перенести в парижскую гостиницу и интересную беседу продолжить там, как говорится, без лишних ушей. По дороге в Париж они оба прислушивались к заманчивому глухому постукиванию бочков винных бутылок, десяток которых, упакованный в хрустящую бумагу заботливой рукой хозяина медонской таверны, ожидал своей участи на заднем сиденье посольской машины.

ЧЕСТЬ. ДОСТОИНСТВО. ОТВЕРТКА

Приятная беседа была продолжена в номере отеля министра, бокал следовал за бокалом, различия в возрасте и статусе растворились в белом вине, затем в красном, потом этот букет дополнил коньяк из бара отеля, потом симпатичная молоденькая горничная занесла еще один графин. А может, она была и вовсе не симпатична и совсем не молода, а может быть, вообще страшна, как всадник Апокалипсиса или твоя теща...

Обсуждение переросло в спор, спор - в ожесточенную дискуссию. Вопрос, который столкнул лбами чиновника и сотрудника ГРУ, был столь серьезен, что вызвал гнев украинского политика. Зычным голосом, словно с трибуны, с каждой минутой все более распаляясь и срываясь на крик, он несвязно указывал офицеру краткие, но весьма емкие направления, куда того не отправляли с самого училища даже самые строгие командиры. Чиновник не осознавал уже, что находится не в родных стенах своего кабинета, и гулкое эхо отдается вовсе не от высоких потолках его министерства, и смотрели на него вовсе не влюбленные глаза верных подчиненных, а налитые кровью глаза опасно пьяного и жутко злого военного.

Войдя в раж, министр приснял свой дорогой ботинок и резким движением запустил его «с ноги» в сидевшего напротив оппонента. Глянцевый ботинок пришелся тому точно в лоб. Офицер вскочил и, перевалившись меж бутылок через журнальный столик, кинулся к обидчику. Нисколько не испугавшись, наоборот, воодушевленный метким попаданием, министр повернулся к офицеру широкой частью своего тазобедренного сустава, как бы заслонившись от возможной атаки, и, довольно пыхтя, пытался уже сильно нескоординированными движениями стянуть с ноги и другой. Кто знает, что он собирался с ним сделать, может, вспомнил байку о Хрущеве и так же собирался стукнуть по столу или решил им отколотить зазнавшегося подчиненного, но не успел. Ловкий выпад и прекрасная, острая швейцарская отвертка гладко, как в масло, глубоко вонзилась в мягкую ягодицу министра. Тот замер, неуклюже повернулся, как щенок за своим хвостом, пытаясь понять, что же произошло. Наш герой попытался вернуть свою собственность. Он ухватился за отвертку и, споткнувшись, повис на ней всем своим весом. Подняться он не мог, последние силы были брошены на рывок возмездия. Его жертва дернулась, и инструмент остался у него в руках. Еще один толчок в ране вызвал, видимо, еще большее повреждение мягких тканей, вид собственной крови отрезвил, сквозь затуманенный спиртными парами мозг скользнула мысль, что был явно нанесен какой-то вред, и, наконец, появилась боль. Офицер не удержался и в объяснительной, из которой и стали известны подробности этого эпизода, описал крик министра как «свинячий визг». А отвертка так, всегда при нем. Мало ли что, разведчик должен быть всегда вооружен.

Рев министра, возрастающий по мере того, как растекающаяся по заду боль преодолевала алкогольно-анестезирующий барьер, разносился все дальше по этажу фешенебельной гостиницы. Прибежал администратор, паника среди постояльцев, в срочном порядке прибывают представители посольства. Скандал удалось быстро замять, по крайней мере гостей отеля вполне удовлетворила компенсация в виде дорогого шампанского и легенда о кошмарном сне, поднявшем советского гостя в холодном поту и ставшем причиной столь ужасного крика. Ах, эти странные дикие, очень дикие иностранцы.

ДИПЛОМАТ С ДУШКОМ

Финал этой истории в тот период был вполне предсказуем. Поутру офицеру, все еще помятому и еще не протрезвевшему, припомнили прошлые деяния, уведомили, что группа разбора по данному проступку собрана и его немедленно отзывают из командировки обратно в Москву. Была создана специальная комиссия, опрошены свидетели, зафиксированы показания потерпевшего, акт расследования подшит в архив, дело офицера закрыто. Сам он был экстренно, хоть и без особого шума, уволен из ГРУ. Что касается «наколотого» министра, то в ту пору высокому руководству в Министерстве иностранных дел СССР в лице Андрея Громыко, бросавшего все силы на трудные советско-американские переговоры по контролю над гонкой вооружений, на фоне нарастающего обострения отношений между двумя странами было явно не до последствий отельных экзерсисов чиновника.

И забылась бы эта история, если бы не имела она неожиданного продолжения. В коридорах управления начала ходить новость, мол, всем известный парижский д’Артаньян, которого выгнали из ГРУ и уволили из Вооруженных сил, каким-то образом сумел попасть на работу в Министерство иностранных дел и, более того, даже сделать там очень приличную карьеру. Новость пришла из достоверных источников, тогда представители управления сидели и в МИДе, и в других ответственных ведомствах, поэтому сомневаться в информации никто не стал. Дальше больше: говорили, что он уже дорос до должности советника и руководством МИДа принято решение направить его в Швейцарию заместителем полномочного представителя Советского Союза.

Солидная должность рядом с весьма уважаемым руководителем, Зоей Васильевной Мироновой, постоянным представителем СССР в Европейском отделении ООН в Женеве, в ранге Чрезвычайного и Полномочного Посла СССР.

Зоя Васильевна слыла дамой сильной, даже жесткой, аппарат у нее был большой, в основном люди профессиональные, опытные экономисты, журналисты, юристы, специалисты, свободно владеющие иностранными языками. Ни у кого не возникло и тени сомнения: скорее всего МИД просто не в курсе того, что произошло. Дабы предотвратить скандал и весьма вероятное повторение парижской истории, генерал-майор Михаил Лялин вызвал дело из архива, еще раз ознакомился с делом бывшего сотрудника и в срочном порядке поручил подготовить доклад в ЦК КПСС. Документ содержал характеристику и настоятельные рекомендации не выпускать бузотера за рубеж. Далекий от интриг правительственного синклита, Михаил Амосович искренне верил, что тем самым он не только предотвратит скандал, сохранив облик советского дипломата, но и избавит Зою Васильевну, человека высоких принципов и порядочного, от лишней головной боли, которую ей частенько доставляли хулиганства детей чиновников, волею высокопоставленных пап оказавшихся за границей.

Документ был подготовлен и за подписью начальника Главного разведывательного управления направлен в ЦК КПСС. Докладывают о данном документе на секретариате ЦК КПСС. Ведет заседание секретарь ЦК КПСС, член Политбюро ЦК КПСС Михаил Андреевич Суслов. Принципиальный и непреклонный Суслов был главным идеологом партии. Под его контролем долгие годы находились не только Министерство культуры, Гостелерадио, все творческие союзы и общественные организации, цензура, печать, он курировал и политуправление Советской армии и ВМФ.

Возможно, именно потому, что все решения принимал только он сам, Суслов резко отрицательно воспринял рекомендации начальника ГРУ. Он читал доклад, поджав узкие губы, а затем спросил: «И кто такой этот товарищ Ивашутин?»

Ответственный работник аппарата не уловил жестких ноток в голосе Суслова. Ну как же, Михаил Андреевич, это начальник Главного разведывательного управления, генерал армии, человек крайне обстоятельный, не стал бы беспокоить уважаемых членов секретариата по пустякам. Суслов отбросил доклад в сторону и сухо произнес: «Передайте Ивашутину: пусть не выеживается». Свидетели утверждали, что секретарь ЦК КПСС использовал более крепкое выражение, но, как бы то ни было, на этом вопрос был закрыт. И поехал д’Артаньян в Женеву исполнять новые обязанности дипломатического работника. То ли он решил остепениться сам, то ли у него появился высокий покровитель, сдерживавший его буйный нрав, а возможно, на него повлиял пример товарища Мироновой, но с тех пор никаких более порочащих историй, где он был бы замешан, до слуха его бывших коллег не доходили.

Советский партийный и государственный деятель, секретарь ЦК ВКП (б)/КПСС (1947-1982). Главный идеолог КПСС в период правления .

Михаил Андреевич Суслов родился 8 (21) ноября 1902 года в семье Андрея Андреевича Суслова (ум. 1930), крестьянина села Хвалынского уезда Саратовской губернии (ныне в ).

В 1918-1920 годах М. А. Суслов работал в сельском комитете бедноты. В 1920 году вступил в комсомол, активно участвовал в жизни комсомольской организации Хвалынского уезда. В 1924 году окончил Пречистенский рабфак (), в 1928 году - Московский институт народного хозяйства им. Г. В. Плеханова. Позднее учился в Экономическом институте красной профессуры и вел преподавательскую работу в МГУ и Промакадемии.

В 1931-1934 годах М. А. Суслов работал в аппарате Центральной контрольной комиссии ВКП (б) и Наркомата Рабоче-крестьянской инспекции (ЦКК-РКИ), затем до 1936 года - в Комиссии советского контроля при СНК СССР.

В 1937-1939 годах М. А. Суслов занимал должности заведующего отделом, секретаря Ростовского обкома ВКП (б). В 1939-1944 годах был первым секретарем Орджоникидзевского (Ставропольского) крайкома ВКП (б). Во время Великой Отечественной войны 1941-1945 годов М. А. Суслов являлся членом Военного совета Северной группы войск Закавказского фронта и начальником Ставропольского краевого штаба партизанских отрядов, проводил большую работу по мобилизации трудящихся края на борьбу против немецко-фашистских оккупантов, а затем по восстановлению хозяйства края, разрушенного захватчиками. С конца 1944 года был председателем Бюро ЦК по Литовской ССР, оказывал большую помощь партийной организации республики в ликвидации последствий войны, в упрочении советского строя в Литве. С марта 1946 года М. А. Суслов работал в аппарате ЦК партии. С 1947 года был секретарем ЦК (занимал эту должность до конца жизни). Одновременно в 1949-1950 годах являлся главным редактором газеты «Правда».

На XVIII съезде ВКП (б) (1939) М. А. Суслов избирался членом Центральной ревизионной комиссии, на XVIII Всесоюзной конференции ВКП (б) (1941), XIX-XX и XXII-XXV съездах КПСС избирался членом ЦК. С июля 1955 года являлся членом Президиума ЦК, с апреля 1966 года входил в состав Политбюро ЦК КПСС. Избирался депутатом Верховного Совета СССР первых девяти созывов, с 1950 года был членом Президиума Верховного Совета СССР, с 1954 года возглавлял Комиссию по иностранным делам Совета Союза.

В конце 1940-х годов вошел в число «молодых соратников» . До начала 1960-х годов пользовался доверием , в 1964 году был деятельным участником его смещения. На годы правления приходится пик его карьеры. В политике М. А. Суслов придерживался умеренно-консервативных позиций, старался сохранять стабильность, не прибегая к крайностям, однако настойчиво подавлял идеологических противников. Несмотря на свое огромное влияние в государстве, М. А. Суслов отличался крайней скромностью и вел жизнь, близкую к аскетической.

М. А. Суслов дважды удостаивался звания Героя Социалистического Труда (1962, 1972), был награжден четырьмя орденами Ленина, орденом Отечественной войны 1-й степени.