ВходПавел коган биография дирижер личная жизнь. Павел Коган: один из портретов поколения
Павел Давыдович Коган (4 июля 1918, Киев - 23 сентября 1942, под Новороссийском, Краснодарский край) - советский поэт романтического направления.
В 1922 году вместе с родителями переехал в Москву. В 1936-1939 годах учился в ИФЛИ, затем также занимался и в Литературном институте им. Горького. Выделялся из группы молодых поэтов, собиравшихся на поэтическом семинаре И. Сельвинского (А. Яшин, М. Кульчицкий и другие). При жизни не публиковался, хотя его стихи были популярны в кругу московской литературной молодёжи. Совместно с другом Георгием Лепским сочинил несколько песен, в том числе песню «Бригантина» (1937), с которой позже, уже в 1960-е годы, началась его известность.
Ещё школьником дважды исходил пешком центральную Россию. Побывал в геологической экспедиции в Армении (где его застала война). Хотя по состоянию здоровья имел бронхит, стал военным переводчиком, дослужился до звания лейтенанта. Коган и возглавляемая им разведгруппа попали в перестрелку на сопке Сахарная Голова под Новороссийском 23 сентября 1942 года, Коган был убит.
Творчество Когана, из которого многое утрачено, обнаруживает влияние Э. Багрицкого, что типично для вре¬мён его молодости. Революционная патетика сочетается с патриотизмом и темой военной уг¬розы. Некоторые стихи Когана, не связанные с политикой, позволяют уловить горечь, по¬иски сути жизни, но цельного впечатления они не оставляют. В стихах Когана преобладает повествовательность, для него важен ритм. - Вольфганг Казак
06/06/2012
Народный артист России, лауреат Государственной премии РФ, художественный руководитель и главный дирижер Московского государственного академического симфонического оркестра Павел Леонидович Коган родился 6 июня 1952 года в Москве в семье известных музыкантов. Его отец, Леонид Коган, был известным скрипачом, профессором, народным артистом СССР, лауреатом Ленинской премии. Мать, Елизавета Гилельс, скрипачка, профессор Московской государственной консерватории имени П.И. Чайковского. Дядя Павла Когана - выдающийся пианист Эмиль Гилельс.
С детства Павел имел возможность общаться со многими известными музыкантами и дирижерами – Давидом Ойстрахом, Мстиславом Ростроповичем, Геннадием Рождественским, Евгением Светлановым и многими другими.
Первоначальное музыкальное образование по классу скрипки Павел Коган получил в Центральной музыкальной школе в классе Юрия Янкелевича, которую окончил в 1969 году.
В 1969-1974 годах он учился в Московской государственной консерватории имени П.И.Чайковского по классу скрипки у Юрия Янкелевича.
В 1970 году Коган, мечтавший о дирижировании, поступил в Ленинградскую консерваторию в дирижерский класс профессора Ильи Мусина.
В 1971 году он получил разрешение на параллельное обучение по двум специальностям в Московской консерватории и перевелся в Москву в дирижерский класс Лео Гинзбурга.
В 1976 году Павел Коган окончил аспирантуру.
Как скрипач Павел Коган дебютировал в 12 лет в филармоническом концерте в Москве, выступая в составе семейного трио с родителями. В 18 лет он завоевал первую премию на Международном конкурсе скрипачей имени Яна Сибелиуса в Хельсинки (Финляндия). За этой победой последовали многочисленные концерты с известными оркестрами Советского Союза, Европы, Японии, США.
Дирижерский дебют Когана состоялся в 1972 году с Государственным академическим симфоническим оркестром СССР. В последующие годы он выступал с главными оркестрами и в Советском Союзе, и в концертных турне со знаменитыми оркестрами мира по приглашению выдающихся дирижеров Евгения Мравинского, Кирилла Кондрашина, Евгения Светланова, Геннадия Рождественского.
В 1978 году Коган был приглашен дирижировать Госоркестром СССР в финале VI Международного конкурса имени П.И. Чайковского в Москве.
В 1988-1990 годах Павел Коган руководил Камерным оркестром Загребской филармонии. Одновременно в сезоне 1988-1989 годов он дирижировал в Большом театре постановкой оперы Джузеппе Верди "Травиата".
С 1989 года Павел Коган является художественным руководителем и главным дирижером Московского государственного академического симфонического оркестра (МГАСО), основанного в 1943 году, одного из пяти старейших концертных оркестров России.
Под управлением Павла Когана МГАСО приобрел мировую известность. Маэстро реформировал репертуар коллектива, расширив его произведениями европейской и американской музыкальной литературы.
Визитной карточкой оркестра стали монографические циклы полных собраний симфонических сочинений Иоганнеса Брамса , Людвига Бетховена , Франца Шуберта , Роберта Шумана , Рихарда Штрауса , Феликса Мендельсона , Густава Малера , а также Петра Чайковского , Александра Глазунова , Сергея Рахманинова , Сергея Прокофьева , Дмитрия Шостаковича и других великих композиторов. Масштабные программы коллектива состоят из симфонической, оперной и вокально симфонической классики, работ современных композиторов, многих забытых и незнакомых слушателям произведений.
В исполнении Московского государственного академического симфонического оркестра звучат и произведения современных композиторов – Альфреда Шнитке , Софьи Губайдулиной, а также Эдисона Денисова, с которым Павла Когана связывала многолетняя дружба и который ему доверял первое исполнение своих сочинений.
Широко известен и пользуется большой популярностью цикл произведений Сергея Рахманинова, изданный лейблом Alto: созданные МГАСО и Павлом Коганом интерпретации трех симфоний и "Симфонических танцев" композитора возглавили списки всех существующих прочтений.
Сотрудничество с Павлом Коганом принесло оркестру репутацию коллектива, пропагандирующего высокие стандарты артистического мастерства, демонстрирующего художественный подход к формированию программ, имеющего широкий круг почитателей в мире.
Ежегодно Московский государственный академический симфонический оркестр дает около 100 концертов. Среди них серии абонементных программ в Большом зале Московской консерватории и Концертном зале имени П.И. Чайковского, выступления в Большом зале Санкт-Петербургской академической филармонии имени Д.Д. Шостаковича и на сценах других городов России, а также турне за рубежом. Гастроли коллектива регулярно проходят в более чем 50 странах мира.
С 1998 по 2005 год, одновременно с работой в МГАСО, Павел Коган занимал пост главного приглашенного дирижера в Симфоническом оркестре штата Юта (США, Солт-Лейк-Сити).
В 1976-1998 годах Павел Коган вел преподавательскую деятельность по классу скрипки в Московской консерватории.
На выборах в президенты России в 2012 году дирижер входил в число доверенных лиц кандидата на должность президента РФ Владимира Путина.
Павел Коган - Народный артист России (1994), академик Российской академии искусств (1997).
За исполнение цикла всех симфонических и вокальных сочинений Малера маэстро был удостоен Государственной премии России.
Дирижер был награжден орденами Дружбы, "За заслуги перед Отечеством" IV степени, литовским орденом Великого князя Гедиминаса, наградами Хорватии и США.
Сын Павла Когана – Заслуженный артист России, скрипач Дмитрий Коган, первый из музыкантов исполнивший концерт для полярников на Северном полюсе, ныне является художественным руководителем Самарской государственной филармонии, советником по культуре губернатора Челябинской области.
Среди увлечений Павла Когана – художественная литература, классический джаз, автомобили, ретроавтомобили, пилотирование малых самолетов.
Эта страница создана в память поэта Павла Давыдовича Когана.
Павел Давыдович Коган родился 7 июля 1918 года в Киеве.
В 1922 году семья переехала в Москву. Будучи школьником, Павел дважды отправлялся пешком по России.
В 1936 году Коган поступил в Институт истории, философии и литературы (ИФЛИ), в 1939 году перешел в Литературный институт им. Горького, продолжая заочно учиться в ИФЛИ. В поэтическом семинаре И. Сельвинского, где собралась группа талантливых молодых поэтов, Коган принадлежал к числу наиболее одаренных.
В написанных в ту пору стихах отразились геополитические воззрения автора, да и не только его одного.
Россия в ближайшем будущем представлялся Когану раскинувшейся на простанстве от Японии до Англии, от Северного полюса до Ганга.
Весной 1941 года Коган в составе геологической экспедиции отправился в Армению. Здесь и застала его Отечественная война.
Вернувшись в Москву, Коган пытается попасть в армию, но получает отказ, так как по состоянию здоровья был снят с учета. Тогда он поступает на курсы военных переводчиков, окончив которые едет на фронт. Здесь назначается переводчиком, потом помощником начальника штаба стрелкового полка по разведке.
23 сентября 1942 года лейтенант П. Коган, возглавлявший разведгруппу, героически погиб на сопке Сахарная Голова под Новороссийском. Было ему 24 года.
При жизни Коган не успел напечатать свои стихи. Они стали публиковаться в периодической печати во второй половине 1950-х. Позднее из них был составлен сборник "Гроза" (1960). В коллективном сборнике "Сквозь время" (1964) был опубликован неоконченный роман в стихах "Первая треть".
В "Книгу памяти" будут помещаться стихи современных поэтов, посвящённые Павлу Давыдовичу.
3-го был бой, а 4-го - день моего рождения. Я шел и думал, что остаться живым в таком бою все равно, как еще раз родиться. Сегодня у меня вырвали несколько седых волос. Я посмотрел и подумал, что этот, наверно, за ту операцию, а этот вот за ту... Родной, если со мной что-нибудь случится, напиши обо мне, о парне, который много хотел, порядочно мог и мало сделал.
Павел Коган, июль 1942 года
Неотправленное письмо
Павел Коган жил до войны на нашей улице. На той самой улице Правды, где сейчас находится редакция журнала "Родина".
Есть у меня и личное пересечение с Павлом. Стихосплетение, как сказал бы он.
Однажды в армии я простыл. Послушав мои легкие, наш батальонный фельдшер прапорщик Скрябин попросил у комбата газик и отвез меня в Красноуральск. До полкового госпиталя было далеко, и я попал в обычную городскую больницу. Ее мрачное здание было сложено из темно-красного кирпича в эпоху первых пятилеток. В нашем отделении лежали шахтеры-астматики. По полу змеились трубки от капельниц.
В том номере была напечатана беседа с поэтом Давидом Самойловым. В ней он среди прочего рассказал, как после ранения оказался в красноуральском (!) госпитале и здесь до него дошла весть о гибели Павла Когана под Новороссийском.
"Бригантину" я помнил, "Сороковые, роковые..." читал, и мне вдруг захотелось написать Самойлову. Вот, мол, лежу в тех же стенах, где вас выхаживали после ранения на фронте, в субботу возвращаюсь в строй, утром поведу свой взвод в баню, а вечером заступлю в караул.
Письмо вышло глупым, детским. Я был одним из тех мальчиков, о которых не без издевки писал Коган:
...мальчики иных веков,
Наверное, будут плакать ночью
О времени большевиков.
И будут жаловаться милым,
Что не родились в те года...
Я не плакал и не жаловался, но досада была. Письмо я порвал.
"Буржуазный гуманист"
В юношеских стихах Павла Когана слова "бой", "кровь", "пуля", "патроны" мелькают как приметы времени, без всякого пафоса, - ну как, к примеру, керосиновая лавка, тыквенная каша, папиросы и "рахитичные колеса грузовика системы АМО". Милитаризм был чужд ему.
Павел и его друзья в отличии от предыдущего поколения не верили в то, что насилием можно сделать мир справедливее и добрее. Да, они готовились воевать, но не за абстрактные идеи, а за родину, за маму, за невесту.
В своей неоконченной поэме Павел вспоминает, как в детском саду воспитательница давала малышам урок ненависти: сказала, что куклы - это буржуи, и раздала детям палки.
Сначала кукол били чинно
И тех не били, кто упал,
Но пафос бойни беспричинной
Уже под сердце подступал...
Павел бить кукол отказался, палку отбросил и заплакал. Воспитательница назвала его "лживым эгоистом", "испорченным ребенком" и "буржуазным гуманистом".
В ту пору, когда гуманистов превращали в лагерную пыль, гуманизм жил в сердцах мальчишек. Самойлов, вспоминая друзей, писал:
Перебирая наши даты,
Я обращаюсь к тем ребятам,
Что в сорок первом шли в солдаты
И в гуманисты в сорок пятом...
А один из "тех ребят" еще в 1938-м писал про сорок пятый год и мальчишек, павших под Берлином:
Когда-нибудь в пятидесятых
Художники от мук сопреют,
Пока они изобразят их,
Погибших возле речки Шпрее...
"Потери личного состава войск 1-го Украинского фронта при прорыве обороны противника на Нейсе и Шпрее составили: убитыми - 6024 человека; ранеными - 25 204 человека; пропавшими без вести - 310 человек..." (Из боевого донесения, апрель 1945 года).
Откуда за восемь лет до штурма Берлина он знал об этом?
Войну Коган не поэтизировал. Он просто знал, что она будет и ничего не мог поделать с этим тревожным... нет, даже не предчувствием, а именно знанием.
Я слушаю далекий грохот,
Подпочвенный, неясный гуд,
Так подымается эпоха,
И я патроны берегу.
Я крепко берегу их к бою...
Лавина ума
Вспоминается Павка. Весь угловатый, худощавый. Темные прямые волосы свисают над умным лбом. Лицо узкое с резкими чертами. Роста он среднего. Фигура жилистая, когтистая, мальчишеская.
Не могу рассказать день за днем историю нашей дружбы. Мало помню подлинных Павкиных слов. Голос помню. Громкий, резковатый, срывающийся на высоких нотах; всегда спорящий, негодующий. Любил петь, но слуха был лишен. И когда пел, то казалось странным - так громко, энергично и убежденно он пел.
Это всё - помню. А слова, поступки, разговоры - только отрывками. Потому что жили вместе.
Он первый часто угадывал трепетанье новых идей и новых чувств. Другие подхватывали. Формулировали для себя. Потом забывали, кто первый это придумал. Да это было неважно. Каждый вносил свое. Результат был общий, наш. Никто не настаивал на авторстве.
Поэтому, наверное, так мало запомнилось фраз, выражений. Но в том, чем мы теперь живем, очень много Павкиного.
Был он резкий, несговорчивый, упрямый, нетерпимый. В споре мог обидеть, рассориться. Потом, конечно, жалел. Но без спора жить не мог. Любил быть первым, вожаком, предводителем. И многие перед ним благоговели. Он мог создать себе кружок, где его чтили бы как бога. Он этого не сделал. Он предпочел дружбу равных.
Когда увлекался, никому не давал вставить слова. Рубил воздух рукой, как бы перешибая возражения.
Эта вечно движущаяся лавина ума создана была, чтобы сокрушать, а не колоть.
Против мелких колкостей, острот он был почти беспомощен..."
А в конце дневниковой книги - запись от 18 февраля 1985 года (как раз в том феврале я и лежал в больнице и сочинял письмо Давиду Самойлову). "Показывали меня по телевидению с военными стихами. Скучно. Пишу о Павле Когане для "Литературной газеты". Тоже, кажется, скучно..."
После этого я и перестал жалеть о своем неотправленном письме.
Гудок за полями
Коган отозвался в нашем поколении так, как ни в каком другом. Это может показаться странным, но самые близкие ему по духу и стихотворной технике поэты - Александр Башлачев и Денис Новиков - родились в 1960е - как раз в ту пору, когда стихи Когана впервые появились в печати.
Сашины строки "Уберите медные трубы! // Натяните струны стальные! // А не то сломаете зубы // Об широты наши смурные..." кажутся выпавшими из рукописей Когана. Последние же строки Павла - "Нам лечь, где лечь, // И там не встать, где лечь..." - абсолютно башлачевские.
Пацаны начала 1970х растащили его стихи по школьным тетрадкам с торжественным обещанием пионера на обратной стороне. В наших сочинениях эпиграфы из Когана были горячими осколками чего-то подлинного, чего мы не застали, но к чему рвались. Мальчишеская страсть к "войнушке" кипела в нас. Мы жадно всматривались в карту, сопереживая то Вьетнаму, то Чили, то Анголе, то Никарагуа. Но слишком тихой нам казалась планета.
С последним школьным звонком в июне 1979 года сравнительно мирная эпоха, сладость которой мы по малолетству не оценили, быстро истаяла. В декабре началась заваруха в Афганистане и моих ровесников, не поступивших в институты, грязно-зеленые вагоны повезли в среднеазиатские учебки. Через полгода за их стрижеными головами уже охотились "духи" где-нибудь под Баграмом или Гератом.
Вот и мы дожили,
Вот и мы получаем весточки
в изжеванных конвертах
с треугольными
штемпелями,
Где сквозь запах армейской кожи,
Сквозь бестолочь
Слышно то самое, -
Как гудок за полями...
Кажется, что только фронтовик мог написать про "бестолочь" и "то самое", что суеверно не названо. Но эти стихи, посвященные другу Жоре Лепскому, Коган написал еще в 1940м.
Лев Александрович Аннинский, по своему военному детству помнящий и запах армейской кожи, и изжеванные треугольники, говорит об этом стихотворении Когана (в телевизионном цикле "Мальчики державы"): "Гудок за полями - та самая необъяснимая, загадочная нота, которая делает стих великим..."
Для тех ребят, что ушли в Афган, а потом и в Чечню, Великая Отечественная была уже хрестоматийна, но это не помешало им услышать гудок за полями. Они расчехлили знакомые со школы строки Когана, Кульчицкого и Майорова.
Что сказали бы Павел, Михаил и Николай, узнав о том, что их предвоенные строчки сработали через сорок лет?
Мне почему-то думается, что эта новость не очень обрадовала бы их. Во-первых, они считали войну с фашизмом - последней войной. Они были уверены, что защитят от гибели и настоящую, и будущую Россию. Во-вторых, вернись они с фронта, о многом возмужавшие поэты сказал бы иначе - резче и глубже.
К написанному до войны они относились как к черновику. "Впопыхах плохие песни мы сложили..."
Гора Безымянная
Коган ни разу напечатался до вой-ны ни в газетах, ни в журналах. Вот как объяснял это его сокурсник Эмиль Кардин: "Каприз? Нет, позиция. Неприятие редакционных норм и принципов. Надежда на их изменение, горделивая уверенность: "Мы сумеем войти в литературу - и поэтами, а не халтурщиками" (М. Кульчицкий). Халтура - это однодневки на потребу, изготовляемые по соображениям шкурным, конъюнктурным, холуйским. Короче, то, чем, случалось, не брезговали и признанные советские поэты... Останься они в живых, послевоенное десятилетие, боюсь, принесло бы им мало радости..."
Стихов Когана, написанных во время войны, не сохранилось. Возможно, что их и не было. Просто уже было не до стихов.
Лейтенант Павел Коган погиб 23 сентября 1942 года на сопке Сахарная Голова под Новороссийском во время разведывательного рейда. Ему было 24 года.
Похоронен в братской могиле на южном склоне горы Безымянной, у самого моря.
Надоело говорить и спорить,
И любить усталые глаза...
В флибустьерском
дальнем синем море
Бригантина подымает паруса...
Павел Коган: "Пишу стихи, которым увидеть свет не суждено..."
Бригантина*
Надоело говорить и спорить,
И любить усталые глаза...
Бригантина поднимает паруса...
Капитан, обветренный, как скалы,
Вышел в море, не дождавшись нас...
На прощанье подымай бокалы
Золотого терпкого вина.
Пьем за яростных, за непокорных,
За презревших грошевой уют,
Вьется по ветру веселый Роджер,
Люди Флинта песенку поют.
Так прощаемся мы с серебристою,
Самою заветною мечтой,
Флибустьеры и авантюристы
По крови, упругой и густой.
И в беде, и в радости, и в горе
Только чуточку прищурь глаза, -
В флибустьерском дальнем синем море
Бригантина подымает паруса.
Монолог
Мы кончены. Мы отступили.
Пересчитаем раны и трофеи.
Мы пили водку, пили "ерофеич",
Но настоящего вина не пили.
Авантюристы, мы искали подвиг,
Мечтатели, мы бредили боями,
А век велел - на выгребные ямы!
А век командовал: "В шеренгу по два!"
Мы отступили. И тогда кривая
Нас понесла наверх. И мы как надо
Приняли бой, лица не закрывая,
Лицом к лицу и не прося пощады.
Мы отступали медленно, но честно.
Мы били в лоб. Мы не стреляли сбоку.
Но камень бил, но резала осока,
Но злобою на нас несло из окон
И горечью нас обжигала песня.
Мы кончены. Мы понимаем сами,
Потомки викингов, преемники пиратов:
Честнейшие - мы были подлецами,
Смелейшие - мы были ренегаты.
Я понимаю всё. И я не спорю.
Высокий век идет высоким трактом.
Я говорю: "Да здравствует история!" -
И головою падаю под трактор.
5-6 мая 1936
Тебе опять совсем не надо
Ни слов, ни дружбы.
Ты одна.
Шесть сотен верст до Ленинграда
Заснежены, как тишина.
А я пишу стихи, которым
Увидеть свет не суждено.
И бьют косым крылом просторы
В мое обычное окно.
И, чуть прищурившись, я слышу,
Как каплет с крыш,
Я слышу, как,
Шурша, как шелк,
Спешат по крышам
Старинной выковки века,
Как на распахнутом рассвете
Ты слезы вытерла с лица.
Так мир устроен -
дым и ветер,
Размах и ясность до конца.
Лирическое отступление*
(из романа в стихах)
Есть в наших днях такая точность,
Что мальчики иных веков,
Наверно, будут плакать ночью
О времени большевиков.
И будут жаловаться милым,
Что не родились в те года,
Когда звенела и дымилась,
На берег рухнувши, вода.
Они нас выдумают снова -
Сажень косая, твердый шаг -
И верную найдут основу,
Но не сумеют так дышать,
Как мы дышали, как дружили,
Как жили мы, как впопыхах
Плохие песни мы сложили
О поразительных делах.
Мы были всякими, любыми,
Не очень умными подчас.
Мы наших девушек любили,
Ревнуя, мучаясь, горячась.
Мы были всякими. Но, мучась,
Мы понимали: в наши дни
Нам выпала такая участь,
Что пусть завидуют они.
Они нас выдумают мудрых,
Мы будем строги и прямы,
Они прикрасят и припудрят,
И все-таки пробьемся мы!
Но людям Родины единой,
Едва ли им дано понять,
Какая иногда рутина
Вела нас жить и умирать.
И пусть я покажусь им узким
И их всесветность оскорблю,
Я - патриот. Я воздух русский,
Я землю русскую люблю,
Я верю, что нигде на свете
Второй такой не отыскать,
Чтоб так пахнуло на рассвете,
Чтоб дымный ветер на песках...
И где еще найдешь такие
Березы, как в моем краю!
Я б сдох как пес от ностальгии
В любом кокосовом раю.
Но мы еще дойдем до Ганга,
Но мы еще умрем в боях,
Чтоб от Японии до Англии
Сияла Родина моя**.
1940-1941
Разрыв-травой, травою-повиликой
Мы прорастем по горькой,
по великой,
По нашей кровью политой земле...
* Музыка и слова знаменитой песни родились в один день. Автором музыки был 18-летний студент Георгий Лепский. Слово "синем" ("В флибустьерском дальнем синем море...") для соблюдения размера предложил добавить их общий товарищ Евгений Агранович.
** Курсивом шрифтом выделены строки, которые в антологиях военной поэзии много лет подвергались сокращению.